только там нет господ. Шестеро или семеро — ночью не разглядела. Они расспрашивали о Пти-Марше и окрестностях, и без Жанны были хорошо осведомлены о делах в округе. Провизию они то ли принесли с собой, то ли им еще кто-то носил, но не Жанна. Зачем именно они явились, она не знает. Говорили, что защитить арендаторов от поборов, помочь им побить мытарей — но сами сидели в лесу и не высовывались. Про то, что Его Высочество завел себе новую потаскуху на той самой мельнице, где собираются местные вильгельмиане, Жанна им, конечно, рассказала — и про собственные подозрения насчет мельника тоже.
Сама она ничего не спрашивала, лишнего знать не хотела, а нелишнее было и без того понятно: все эти слабоверы за должалый клин земли дрожат, за брюкву свою и репу, и отруби. Мятеж они задумали, как же. Вымогательство это, а не мятеж, и делу веры от него пользы нет. Сумеют с королем договориться — так все останется, почти как было. Не сумеют и разгонят их, тоже толку не будет, прибьют, оштрафуют… ну сбежит десяток, а вся округа на месте останется. Чтобы земля истинной веры пришла сюда или они подались туда, им под седалищем огонь нужен. И из принца, живого ли, мертвого ли, такой огонь получился бы, особенно, если бы в первые дни искать его стало некому…
В этот момент во двор вбежал сержант Марсей. Была у него такая манера, по делу либо бегать, либо скакать полевым галопом. Де Ла Ну только приподнял бровь и велел ему докладывать при всех.
Доклад был кратким и неприятным по сути. На мельнице и впрямь засело пятеро франконцев. Сражались они «чисто звери», и стоила эта схватка жизни семерым солдатам, а еще четверо были ранены достаточно серьезно. Мельницу по ходу дела подожгли — последнего выкуривали. А мельник что — да ничего мельник, нет уже того мельника, зарезали еще утром, и мельничиху, и вообще только детей пощадили, но заперли в погребе, а мельницу же…
…клинок звякнул о клинок у самой шеи Жанны Оно.
— Ее будут судить королевским судом, — спокойно сказал принц. — И повесят. После публичных признаний.
— К-королевский суд… обычно не судит мертвых. Мертвых этого звания. А девица Оно мертва. Я говорю… мертва. Приберите здесь, — кивает полковник тем, кто поближе. — Остальные могут идти.
Офицер для поручений убирает оружие.
— Я второй раз за сегодня поторопился, господин полковник. Вы опять правы, а девица Оно — мертва.
Он уже представил себе дело о покушении на принца крови и то, во что Его Величество превратит это дело. И все то, что перекошенная Жанна, не мученица и не героиня, наговорит, когда за нее возьмутся те, от кого молодой человек набрался таких странных привычек.
Мальчику все ясно — и это хорошо. Мальчик не хочет вредить округе больше, чем нужно — и это вдвойне хорошо. И пусть он думает, что причина — в расчете и политических последствиях, это правильно, так и нужно действовать, этому нужно учиться. Потому что, на самом-то деле это был его, полковничий, мельник, его мельница, его ребятишки и какая-то иудина дочь…
Иудину дочь полковник просто засунул все в ту же бочку — и своевременно не вытащил, держал за жидкую косу, пока та не обмякла. Мертвая Жанна не особо сопротивлялась, а потом и действительно стала мертвой.
При этом он что-то говорил; кажется, разумно и по делу:
— Пятерых дохлых франконцев Его Величеству хватит, чтобы засвидетельствовать нарушение перемирия. Распорядитесь их засолить и везти в Орлеан. У нас в окрестностях два хороших арбалетчика. Что-то мне подсказывает, что так просто с подпаленными хвостами они не уйдут. В Пти-Марше… надо объявить. Завтра. А пока пусть рота Марсея идет в трактир.
— Гос…
Кажется, сержант не поспевал за ним.
— Пропивать награду, поминать убитых, мельника, семью мельника и Жана Ламбена, ругать франконцев, черт их побери, это не ругательство, это пожелание, не вполне христианское, за что я потом попрошу прощения.
Понял. Поймал награду. Что ж, к вечеру новости доберутся достаточно далеко, к утру на настроениях в Пти-Марше можно будет жарить яичницу, а к субботе вскипит и округа, чем мы и воспользуемся. И хорошо, что нужно ждать, а то настроение неподходящее для Соломона.
Три десятка скоро и занятие не из особо благословенных, всего нахлебаешься, но как-то и не мешает, а тут попадется девица Оно — и сколько потом с Богом разговаривать не сможешь?
— А плащи? — бросил полковник вслед сержанту.
— Один спортили малость, — марселец с поклоном развел руками. — Две стрелы с двух сторон, а одной бы хватило… а потом поняли, ушли. Люди за ними сразу пошли, все как положено, господин полковник, не беспокойтесь. Если раньше не догонят, к ночи вернутся. А хорошо бы, конечно, с утра облаву…
— Будет и облава, — кивнул де Ла Ну. — C утра.
И облава, и все остальное.
Он заходит в дом, сам наливает себе воды — к нему в такие минуты стараются не подходить даже с чем положено, выучились. Даже офицер для поручений не двигается.
— Вам придется прятаться, — говорит полковник, — пока мы их не поймаем. На блесну они, видите, не идут, а на живца их ловить нам не по кошельку.
Мальчик кивает. Он на самом деле понимает такие вещи, что прекрасно, но отвратительно.
Полковник пьет воду, не чувствуя вкуса, вина ему сейчас… нельзя, будет хуже. Одну кружку, вторую, бочку бы выхлебал, право слово. Половину третьей он выливает на лицо.
— Вас кто учил?
— Его Величество счел необходимым лично проследить за тем, чтобы я составил полное представление обо всех сторонах жизни правителя.
— Сколько вам было, когда он вас туда поволок? — не спрашивать же, сколько прошло с тех пор, как родители принца Клавдия и часть его семьи побывала в королевских подвалах в ином качестве.
— Восемь лет и два месяца.
Меньше года, значит.
— Это он вас, что, пугал? — могло быть, если принц Клавдий в восемь хоть немного походил на принца Клавдия в тринадцать.
— Его Величество ответственно относится ко всему, что полагает своей обязанностью.
Де Ла Ну невольно примерился, куда нанести принцу оскорбление действием — и тот уловил что-то, пояснил:
— Он не пугал, он учил. Ему казалось правильным мое присутствие, но главным образом он меня учил. Читать необходимое, владеть оружием, толковать законы, понимать людей, беречь деньги. И этому. — офицер для поручений внимательно посмотрел на полковника и добавил. — Я учился.
— А Его Величество всех принцев так наставляет?
— Принц Карл
